Вдоль лесополосы густыми клочьями висел туман, скрывая от любопытных глаз странную процессию. Впрочем, ехали недолго.
— Вот мы и дома, — сказал сторож, обращаясь больше к животным, чем к людям.
Домом оказался старый троллейбус без колёс, стоящий на обломках бетонных свай. Рядом — сарайчик для коня и огромная собачья будка. Раскиданы пожарные бочки, тазы и прочий мусор. На стене троллейбуса устроено что-то вроде доски объявлений. Похоже, этот диковинный объект выполнял функции правления садоводства, — за полным отсутствием каких-либо иных органов власти.
Заведя коня в сарай и посадив пса на цепь, хозяин пригласил гостей внутрь. Цепляя маньяка к единственному сохранившемуся поручню, он с нескрываемым презрением поинтересовался?
— Ну что, не любишь, значица, баб? — Он подвинул пленнику табурет. — Суки они, да? И ты отыграться на них решил?
Глаза его глядели сквозь прорези маски воспаленно и зло. Маньяк изнуренно сел, даже не думая над ответом.
— Чего молчишь?
— А что ты хочешь услышать? — тоскливо сказал маньяк. — Ты ж меня уже придумал… Уже понял, оценил и бирку повесил…
Терминатор покачал головой:
— А глаза — добрые, добрые! Сейчас лечить меня начнешь, душу заблудшую на место ставить.
— Не начну… Не бойся…
— Чего мне бояться? Вот посажу тебя на цепь. А надоешь — псу отдам…
Марина, пока шел этот психологический поединок, более похожий на разговор двух безумцев, с интересом осматривалась. Стёкла сохранились только в двух окнах, остальные были заварены листами железа. Оно и понятно, зимой здесь запросто дуба дашь. Кабина вмята (очевидно, троллейбус побывал в аварии), вместо лобового стекла — тоже наваренное железо. В кабине устроено что-то вроде кладовки — во всяком случае, именно туда Терминатор бросил нож маньяка… Вообще, салон был обставлен предельно скромно, без излишеств. Все до единого кресла вынесены, вместо них присутствовали стол и пара стульев. И то, и другое явно утащено из заштатной заводской столовой. Стол — четыре ноги и столешница, — повидал жизнь без прикрас, судя по выцарапанным надписям. Еще здесь была откидная койка, как в поезде. Правильное решение, учитывая дефицит пространства. Был верстак и ящик с инструментами, был дизель и генератор переменного тока…
Самый конец троллейбуса скрывала большая занавеска. Интересно, что грозный сторож там прячет?
— На цепь тебя, — повторил хозяин. — Думаешь, не заслужил?
— Заслужил, — согласился маньяк. — Конечно, заслужил.
Они с Мариной тревожно переглянулись.
— Слушай, если можно, не надо его мучить, — попросила она. — Давай не будем самосуд устраивать. Человек и так всю жизнь — как на цепи.
Терминатор бесцеремонно разглядывал его, как хирург разглядывает интересный рентгеновский снимок. Затем гулко выставил на стол большую бутыль:
— Ректификат. В графине — вода… И что, по-твоему, это дает ему право людей резать?
— Но ведь тебе же можно было? — вдруг сказал пленник.
Терминатор замер — окостенел от такой наглости.
— Там, на войне… — продолжал маньяк с тоской — А ведь знал, что расплата неминуемо придет…
Терминатор сидел абсолютно неподвижно. Озабоченный, похоже, только тем, чтобы прямо сейчас не прибить гниду.
— Я… — вымучил он. — Я воевал… Честно… И с мужчинами!
— Скажи еще, знаешь — за что.
— Вот только не надо этих интеллигентских соплей типа «что мы там делали»! Вы там ничего не делали, вы только и умеете пользоваться тем, что за вас делают другие! Тебе рассказать, что эти «воины» с русскими вытворяли, пока мы не пришли? Слово «геноцид» слыхал?
— Удобное оправдание…
— Мне оправдываться не в чем, тля! — рявкнул Терминатор, сжав кулаки. — Я защищал свою землю, на которой мы четыреста лет живем. «За что воевал», блин… Англосаксы все свои войны ведут за тридевять земель, и ничего, чистенькие. А Кавказ — наш, как и Одесса, кстати, как Крым и вся Новороссия, прозываемая нынче южной Украиной… Ну, чего вылупился?
— Я и правда в твоих горах не был, спорить не буду… И все-таки в душе у тебя смута, парень… жалко тебя…
— Ты не борзей. Не твое это дело, — ветеран наконец успокоился. — Откуда вынюхал про меня? Кто трепанул?
— Вынюхал… Именно что вынюхал… Ты пахнешь смертью, как маляр скипидаром. Ты таскаешь за собой плачущие души, как воздушные шарики на ниточках…
— Значит, не скажешь, кто трепанул?
Марина решила вмешаться:
— Слушай, он не врет. Чем его в психушке кололи, не знаю, но, кажется, случайно экстрасенсом сделали. Он как будто в мысли залезает. Я не шучу, насмотрелась уже на его фокусы.
— Да ну, чушь. Я же говорил — лечить будет… Эй, тля, хочешь выпить?
Маньяк отрицательно помотал головой.
— Как знаешь. А то ведь больше не предложат.
— Хватит, а? Привяжите меня во дворе, как грозились… Ну что за радость — урода в доме принимать? Да и я воздухом подышу…
— Налей мне, — сказала Марина.
— Тебе — не надо. На тебя скоро так накинутся… Лучше, чтоб не пахло.
— Я, по-моему, могу сама за себя решать… — начала Марина сварливо.
— Не надо, — повторил Терминатор. Отрубил.
Она подчинилась — с наслаждением, с забытым чувством щенячьей покорности.
— Как ты не боялась с ним ходить? — удивился он, ткнув пальцем в пленника.
— Не только ходила, но и в одном доме часов пять просидела! Тряслась, конечно. А теперь все думаю, думаю…